Дневник Тани Савичевой

Таня Савичева (25 января 1930 — 1 июля 1944) — ленинградская школьница, которая с начала блокады Ленинграда начала вести дневник в записной книжке, оставшейся от её старшей сестры Нины. В этом дневнике всего 9 страниц и на шести из них даты, даты смерти близких людей.
Сама Таня Савичева была эвакуирована из Лениграда летом 1942 года в Шатковский район Горьковской области (ныне Нижегородской). Скончалась 1 июля 1944 в Шатковской районной больнице от болезней, вызванных последствиями блокады Ленинграда.
Дневник Тани Савичевой фигурировал на Нюрнбергском процессе как один из обвинительных документов против фашистских преступников.
Дневник Тани Савичевой сегодня выставлен в музее истории Ленинграда, а его копия — в витрине одного из павильонов Пискарёвского мемориального кладбища. И до сих пор останавливаются перед этими строчками, старательно выведенными детской рукой, потрясённые люди разных возрастов и разных национальностей, вглядываются в простые и страшные слова.
31 мая 1981 года на шатковском кладбище был открыт памятник — мраморное надгробие и стела с бронзовым горельефом (скульптор Холуева, архитекторы Гаврилов и Холуев). Рядом возведенная в 1975 году стела с барельефным портретом Тани Савичевой и страничками из ее дневника.
В память о Тане Савичевой её именем назван астероид 2127.

Детская рука, теряющая силы от голода, писала неровно, скупо. Хрупкая душа, пораженная невыносимыми страданиями, была уже не способна на живые эмоции. Таня просто фиксировала реальные факты своего бытия - трагические «визиты смерти» в родной дом. И когда читаешь это, цепенеешь:

«28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12.30 утра 1941 г.».
«Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 г.».
«Лека умер 17 марта в 5 часов утра. 1942 г.».
«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 г.».
«Дядя Леша, 10 мая в 4 часа дня. 1942 г.».
«Мама – 13 мая в 7 часов 30 минут утра. 1942 г.».
«Савичевы умерли».
 «Умерли все».
«Осталась одна Таня». 

Подробно о семье Тани Савичевой:  http://ru.wikipedia.org/wiki/Савичева,_Татьяна_Николаевна

Куда они ушли, ужель – далёко?
Тень инеем накрыло на стене…
Мой славный пересмешник, братик Лёка! –
Вкусивши свет, вернёшься ли ко мне?

Остывшие уста мне шепчут снова
То бабушкино ласковое слово…
Опять немой рассвет встречать без них;
Тепла сердец, вкушая, не вкусих.

Я летом не войду под Мгою в сени,
Сынишку я Петром не нареку,
Лишь каплею однажды в воскресенье
По шпилю Петропавловки стеку,

В ней отразится дальняя зарница…
Пусть лучшее, что было, повторится,
Но иногда, в понурый зимний час,
Взяв карандаш, пусть вспомнят и о нас.

Читателям, российским и советским,
Я оставляю всё, что дать смогла,
Лишь почерком моим, округло-детским,
Не будет строчки: «Таня умерла».

Листки-надгробья памятного года;
Ни детских игр, ни смеха и ни мёда…
За шелестом последним их слежу.
Вкусивши мало, к вам я ухожу.

...Не сделать эту запись, не проститься… –
Но снова – среди них, в любви, в тепле…
Лишь светлый ангел вновь зазолотится,
Меня уже не будет на земле.

…Она была дочерью пекаря и белошвейки, младшей в семье, всеми любимой. Большие серые глаза под русой челкой, кофточка-матроска, чистый, звонкий «ангельский» голос, обещавший певческое будущее.

Савичевы все были музыкально одарены. И мать, Мария Игнатьевна, даже создала небольшой семейный ансамбль: два брата, Лека и Миша, играли на гитаре, мандолине и банджо, Таня пела, остальные поддерживали хором.

Отец, Николай Родионович, рано умер, и мать крутилась юлой, чтобы поднять на ноги пятерых детей. У белошвейки ленинградского Дома моды было много заказов, она неплохо зарабатывала. Искусные вышивки украшали уютный дом Савичевых - нарядные занавески, салфетки, скатерти.

С детских лет вышивала и Таня  - все цветы, цветы…

Лето 1941-го года Савичевы собирались провести в деревне под Гдовом, у Чудского озера, но уехать успел только Миша. Утро 22-го июня, принесшее войну, изменило планы. Сплоченная семья Савичевых решила остаться в Ленинграде, держаться вместе, помогать фронту. Мать-белошвейка шила обмундирование для бойцов. Лека, из-за плохого зрения, в армию не попал и работал строгальщиком на Адмиралтейском заводе, сестра Женя точила корпуса для мин, Нина была мобилизована на оборонные работы. Василий и Алексей Савичевы, два дяди Тани, несли службу в ПВО.

Таня тоже не сидела сложа руки. Вместе с другими ребятами она помогала взрослым тушить «зажигалки», рыть траншеи. Но кольцо блокады быстро сжималось - по плану Гитлера, Ленинград следовало «задушить голодом и сровнять с лицом земли». Однажды не вернулась с работы Нина. В этот день был сильный обстрел, дома беспокоились и ждали. Но когда прошли все сроки, мать отдала Тане, в память о сестре, ее маленькую записную книжку, в которой девочка и стала делать свои записи.

Сестра Женя умерла прямо на заводе. Работала по 2 смены, а потом еще сдавала кровь, и сил не хватило. Скоро отвезли на Пискаревское кладбище и бабушку – сердце не выдержало. В «Истории Адмиралтейского завода» есть такие строки: «Леонид Савичев работал очень старательно, хотя и был истощен. Однажды он не пришел на смену - в цех сообщили, что он умер…».   

Таня все чаще открывала свою записную книжку – один за другим ушли из жизни ее дяди, а потом и мама. Однажды девочка подведет страшный итог: «Савичевы умерли все. Осталась одна Таня».

Таня так и не узнала, что не все Савичевы погибли, их род продолжается. Сестра Нина была спасена и вывезена в тыл. В 1945-м году она вернулась в родной город, в родной дом, и среди  голых стен, осколков и штукатурки нашла записную книжку с таниными записями. Оправился после тяжелого ранения на фронте и брат Миша.

Таню же, потерявшую сознание от голода, обнаружили служащие специальных санитарных команд, обходившие ленинградские дома. Жизнь едва теплилась в ней. Вместе со 140 другими истощенными голодом ленинградскими детьми девочку эвакуировали в Горьковскую (ныне – Нижегородская) область, в поселок Шатки.

От города на Неве рабочий поселок Шатки отделяют 1300 километров по железной дороге. Шесть десятилетий назад там, в глубоком тылу, располагались госпитали и детские дома с эвакуированными с захваченных фашистами территорий детьми. От берегов Ладоги до горьковской глубинки поезд, в котором ехала Таня Савичева, добирался несколько дней.
- Встречать этот эшелон к станции вышло очень много народа, - рассказывает создатель шаткинского музея, посвященного Тане Савичевой, преподаватель истории Ирина Николаева. - Раненых в Шатки привозили постоянно, но на этот раз людей предупредили, что в одном из вагонов будут находиться дети из блокадного Ленинграда. Поезд остановился, однако из открывшейся двери большого вагона так никто и не вышел. Большая часть ребятишек попросту не могла встать с кроватей. Те, кто решился заглянуть внутрь, долго не могли прийти в себя. Вид детей был страшен - кости, кожа и дикая тоска в огромных глазах. Женщины подняли невероятный крик. «Они же живые еще!» - успокаивали их сотрудники НКВД, сопровождавшие поезд. Практически сразу люди стали нести к тому вагону продукты, отдавали последнее. В результате в помещение, подготовленное для детского дома, детей отправили под конвоем. Человеческая доброта и самый маленький кусок хлеба с голодухи запросто могли убить их.
Детский дом, эвакуированный из блокадного Ленинграда, разместился в расположенном неподалеку от Шатков поселке Красный Бор.
- Детишки приходили в себя очень медленно, - рассказывает Ирина Николаева. – Постепенно некоторые из них стали вставать и выходить на улицу. Местных жителей шокировало то, что ленинградские дети ели траву. Их много раз пытались остановить, но это не помогало. Несмотря на нехватку продуктов и медикаментов, горьковчане смогли выходить ленинградских
детей. Как следует из акта обследования условий жизни воспитанников детского дома, на 125 детей приходилось всего пятеро больных. Один малыш страдал от стоматита, трое болели чесоткой, еще один - туберкулезом. Случилось так, что этим единственным туберкулезным больным и оказалась Таня Савичева.
- В Красном Бору за Таней ухаживала медсестра Нина Михайловна Середкина, - продолжает свой рассказ Ирина Николаева. - Она едва ли не единственный человек, который общался с девочкой. Ведь как больную туберкулезом ее просто не подпускали к другим детям. Нина Михайловна делала все, чтобы облегчить Танины страдания. Через некоторое время Таня могла ходить на костылях, а позже передвигалась, держась руками за стенку. Медицина и сейчас не всесильна, а в те годы – что уж говорить. Тане с каждым днем становилось все хуже. У Тани тряслись руки и ноги, ее мучили страшные головные боли, а незадолго до смерти она ослепла.

В начале марта 1944 года ее переводят в расположенный в соседнем поселке Понетаевский инвалидный детский дом. Еще через 2 месяца Савичеву отправляют в инфекционное отделение Шатковской районной больницы.

В больничном архиве Понетаевского дома инвалидов сохранились папки с историями болезней и журналы учета пациентов, много лет пролежавшие в подвале, залитом водой. В одном из них шатковские школьники,  пытавшиеся исследовать дальнейшую судьбу Тани Савичевой, наткнулись на короткую запись: «Савичева Т. Н. Понетаевка. Туберкулез кишок. Умерла 01.07.44».

Таню Савичеву  похоронили на поселковом кладбище, где она и покоится под мраморным надгробием. Рядом - стела с барельефом девочки и страничками из ее дневника. Танины записи вырезаны и на сером камне памятника «Цветок жизни», под Санкт-Петербургом, на 3-ем километре  блокадной «Дороги Жизни».

На берегу Невы,
В музейном зданье,
Хранится очень скромный дневничок.
Его писала
Савичева Таня.
Он каждого пришедшего влечет.

Пред ним стоят сельчане, горожане,
От старца -
До наивного мальца.
И письменная сущность содержанья
Ошеломляет
Души и сердца.

Это - всем живущим
в назиданье,
Чтобы каждый в суть явлений вник, -

Время
Возвышает
Образ Тани
И ее доподлинный дневник.
Над любыми в мире дневниками
Он восходит, как звезда, с руки.
И гласят о жизненном накале
Сорок две святых его строки.

В каждом слове - емкость телеграммы,
Глубь подтекста,
Ключ к людской судьбе,
Свет души, простой и многогранной,
И почти молчанье о себе...

Это смертный приговор убийцам
В тишине Нюрнбергского суда.

Это - боль, которая клубится.
Это - сердце, что летит сюда...

Время удлиняет расстоянья
Между всеми нами и тобой.
Встань пред миром,
Савичева Таня,
Со своей
Немыслимой судьбой!

Пусть из поколенья в поколенье
Эстафетно
Шествует она,
Пусть живет, не ведая старенья,
И гласит
Про наши времена!

                                     Сергей Смирнов

ТАНЯ

Стихи и музыка американского композитора Джерри Агинского.
Перевод З. Пивень

Скорбной славой окружен
Уголок под солнцем Волги,
Там не воин спит с ружьем,
А ребенок одинокий.

Припев:

Таня, Таня — тьме преграда,
Как набат — на всех наречьях,
В чутком сердце Ленинграда
 Ты останешься навечно.

Женю первую из всех,
А за нею, друг за другом,
Всю семью кровавый снег
Проглотил блокадной вьюгой.

Припев.

А когда утихнул гром,
Землю молнией изранив,
Сиротливый кинув дом,
Медленно угасла Таня.

Припев.

Но от дома далеко,
На земле испепеленной
Сердце Танино цветком
Проросло в траве зеленой.

Припев. 

Баллада о Тане Савичевой

впервые прозвучала на концерте
народной артистки Эдиты Пьехи

Стихи В.Гина     Музыка Е.Дога

 Моя землячка Савичева Таня,
Прости, что не пришла к тебе с цветами.
Не знала, что тебя я встречу здесь,
Где слева лес,
И справа лес,
Где эти строки на твоей могиле
Меня огнем блокады опалили.

В земле России от Невы неблизко
Теперь на все века твоя прописка,
Но память, как дорога без конца,
Сквозь времена,
И сквозь сердца,
И неизменно будут рядом
Судьба твоя и облик Ленинграда.

Моя землячка Савичева Таня,
Прости, что не пришла к тебе с цветами.
Но песню я хочу оставить здесь,
Где слева лес,
И справа лес,
Где на твоей могиле детский почерк
На зло смертям сказать о жизни хочет.